Как утверждает А. Дугин, важнейшей задачей в современную эпоху является отслаивание симулякров. Хотя она не может быть завершена полностью т.к. вещь это всегда симулякр чего-то ещё (равно как и сущее - симулякр бытия), можно попытаться задать некую условную фиксированную точку отсчёта, приостановить постмодернистскую тенденцию смешения и расползания координатной сетки. Таковой условной точкой отсчёта, например, вполне может являться известный на сейчас первоисточник.
Начнём с понятия "Сатана".
До V века до н.э. у иудеев слово сатан не было нагружено персонификацией, и добром и злом заведовал Всевышний, понятие о мировом зле отсутствовало. Слово сатан было обиходным и означало нарицательное "враг, противник, препятствие" а также "обвинитель на суде" в юриспруденции. Лишь около 520 г. до н.э. (что можно считать относительным "новоделом") появляется персонификация обиходного слова, как ха-Сатан (с определённым артиклем, הַשָּׂטָן) - в книгах Иова (Иов 1:6-12) и у пророка Захарии (Зах 3:1-2). Впрочем, в рамках Ветхого Завета тема Сатаны не получила достаточного развития - Сатана явно подчинён Богу, он один из Его слуг (бней ха-Элохим) и не может действовать без Его позволения; нигде он не выступает соперником Бога, лишь выполняет его волю, как и все остальные Элохим. Представления о падшем ангеле, олицетворении зла, антагонисте Бога, главе всех злых духов сложилось уже в послебиблейскую, межзаветную эпоху. К примеру, с появлением первой книги Еноха (II век до н.э.), намечается полемика по вопросу о происхождении зла, и во второй книге Еноха усиливается (Сатана, отказывающийся поклониться Адаму или, в енохической традиции, Стражи, вступающие в сношения с земными женщинами). Дальнейшее развитие в позднеиудаистских легендах и талмудической литературе, и, тем более, в христианстве, мы пропустим, поскольку они не столь важны для нашего рассуждения. Аналогичная история, кстати, и со многими другими обиходными словами, например, характеристика велиал ("ничтожный, негодный"), превратившаяся в имя собственное Велиал(р) лишь в послебиблейскую эпоху.
Таким образом, исходя из известных первоисточников, два человека (авторы "Иова" и "Захарии") непосредственно причастны к появлению сущности "Сатана" именно тем, что они озвучили это появление. Возможно, есть и другие, нам неизвестные, однако не впадать в беспочвенные спекуляции мы сможем лишь опираясь на некоторую сугубую конкретику, представленную в нашем случае двумя этими авторами. В рамках исторического процесса именно они оказываются ответственны за появление Сатаны, и, в качестве причины, за последующее развитие его вплоть до образа, известного нам теперь. Именно Иов и Захария являются для нас точкой отсчёта для отслаивания всех симулякров, связанных с Сатаной и сатанизмом. Именно они являются отцами-основателями культа Сатаны, первыми из первых сатанистами, а вовсе не принесённый ветром, милый человек ЛаВей (милый хотя бы тем, что призывал молодёжь покупать манекены и трахаться с ними).
Синонимом древне-еврейского слова «сатана» считается латинское «люцифер» («светоносный»), что экзегеза толкует как горделивое и лишенное силы подобие тому свету, который составляет мистическую славу Божества. Это сопоставление с латинским словом, как нам кажется, хранит более архаичное и изначальное понимание сущности мифологического образа сатаны, а именно заставляет искать семито-хамитскую этимологию его имени: др.-египет. SW «пустота», «свет» + ITN «диск солнца», т.е. имена богов Древнего Египта — Шу и Атон.
ОтветитьУдалитьНо был ли у египтян бог Шу-Атон?
В гимне времен Аменхотепа ІV (1419 — 1400 рр. до хр.е.), известного более как Эхнатон, говорится: «Шу, который есть Атон» [Рубинштейн Р.И. Атон // Мифы народов мира. - Т.1. - С.122].
Египетский бог Шу является богом воздуха, пространства, разделяющего небо и землю, т.е. владыкой той части космоса, которую православные именуют «мытарства» (thelonia «таможня»), а католики — «чистилище» (purgenium «таможня» < «очищающее/взымающее место»), где находятся «духи злобы поднебесные».
Изображался Шу-Атон, преимущественно, как мужчина, который стоит на одном колене с поднятыми вверх руками (кстати, так же и изображается египетским иероглифом цифра «миллион», что вызывает в памяти образ количества воинства сатаны — «легион»), которыми он поддерживает небо над землей. Т.е. выполняет ту же функцию, что и Атлант в древне-греческих мифах.
Также Шу-Атон — один из богов-судей в царстве мёртвых.
Не истолковал ли афинский архонт Солон, сообщая миру о боговраждебной цивилизации атлантов, синовей бездны (символизируемой их отцом Посейдоном), египетский теоним Шу-Атон греческим его аналогом Атлант?
В это же семантическое поле входит и сброшенный с неба, по представлению курдов-йезидов, светоносный ангел Малаки Тауз (араб. «Ангел Павлин»). В езидских молитвах говорится что «В первый день, в воскресенье, Бог создал Ангела Азраила, он же – Taвycи Малак, глава всего». Йезиды – антидуалисты; они отрицают существование зла и поэтому отрицают грех, дьявола и ад. Нарушение божественных законов искупается через переселение душ, при котором учитывается степень «чистоты» души. Йезиды полагают, что дьявол раскается за свой грех гордыни перед Богом, и будет прощён как глава всех ангелов. Этот миф снискал йезидам необоснованную репутацию дьяволопоклонников. Они признают Христа как ангела во плоти. Многие из йезидов практикуют крещение, крёстное знамение и целуют пороги христианских церквей. Йезиды признают Господа (Йаздана). Но они не почитают его, полагая, что он является богом на небесах, и не несёт ответственности за происходящее на земле.
Поскольку курды принадлежат к ираноязычным народам, вероятно, что арабский образ Малаки Тауз отодвинул более древнюю авестийскую персонификацию космического пространства — Тваша (попавший через богумилов на Русь как Таусень), отделяющий небо от земли и выступающий в образе павлина.
В Древнем Египте павлин считался символом города солнца Гелиополя, центра культа Ока Гора — богини влаги Тефнут, жены и сестры Шу-Атона. Именно она осуществляет приговор богов — губит человечество, превратившись во львицу пустыни (этот миф аналогичен мифу о приговоре богов грешному человечеству/атлантам и гибели от потопа). Шу, приняв образ павиана, песнями и плясками отвлекает Тефнут от её губительной миссии.
Таким образом, амбивалентность образа и его многочисленные семантико-семиотические ответвления могут лишь в общих чертах наметить изначальный лик персонажа, имеющего отношение к «пространству между землей и небом» – т.е. к древним цивилизациям и знаниям, более близким к божественным, чем нынешнее испорченное человечество.