На некоторую текстовую близость к Пайтонам мы и сами указывали, однако тут этим не ограничивается. Точнее даже так - простирается в совсем ином измерении. Пайтоны именно смешат, и вряд ли поднимались до чего-то выше протестно-левацких идей (которых я не терплю, протестно-любых). В отсутствие же протестного контекста, Пайтонов можно рассматривать как озорников, удобно расположившихся в структуре языка-бытования, шалости умников с чувством превосходства и прочий компенсаторный инфантилизм.
Здесь же, если совсем кратко и просто, про Ничто. Но про какое Ничто? Про такое хайдегерровское Ничто, которое ещё и действует в плане смыслов, а не всего лишь банальная аннигиляция, "ничто ничтожит" активно на всех уровнях. Небытие существует, бытие не существует. Эта доминанта существования небытия, нарастающая, легко сминающая бумажное несуществование бытия, она показана через мир хабитуальный, мир обычных вещей, что позволяет прочувствовать суть жеста на эмоционально-телесном уровне, а не только в абстрагированном виде.
Ужас, глобальный ужас уничтожения смыслов, не только смыслов людей, но и всех воплощённых существ, включая деревья, камни, духов и т.д. может надвигаться весело и смешно - близоруко было бы придавать ему лишь только пугающие формы. И с учётом веселья, структурно это больше похоже на фильмы ужасов Ring или JuOn. И похоже личным, "тёплым" и вдумчивым подходом к жертвам (потому что уничтожение смысла здесь совпадает с его раскрытием), сочетающимся с максимальной алиенированностью мира иного per se. "Наполните меня содержанием" (эссе о Сно = C No - имя терминатора мира), которое вы профукали, чтобы я дал ему максимальную жизнь напоследок.
Потом, МакНис играет здесь удивительно хорошо. МакНис как страж смыслов (включая и властные полномочия начальника полиции), человек человечный, стоящий перед Страшным Судом Небытия, единственный защитник человечества, в котором как в фокусе сосредоточились людские чаяния. МакНис как катехон. Его толстое, кроулеанское лицо, со всем, что на нём отражается, дополняет и разъясняет, что не прозвучало в диалоге. А актёр Томас Фишер (обратите внимание - Рыбак, ловец душ) играет, в противоположность, по контексту правильно, т.е. никак. Он непрозрачен, в него не проникнуть. "Не волнуйся, это не настоящие сигареты."
Далее. Идея "мы будем тащить свои трупы и вешать их над своими душами" нам раньше нигде не встречалась. Если потрясти, оттуда высыпается много интересных смыслов. Следует признать тут необычный, смыслоёмкий способ терминации - обычно же в концах света предлагается оставляющее кислое недоумение рассыпание на атомы, катастрофа-разрушение или некое растворение. Идея отсылает к оригеновскому апокатастазису, как минимум. Потом, она проходит центральной линией через всё, начиная с первой сцены повешенного на мосту, через предсказание и стишок о Ное (который вешал животных от кормы до носа и от носа до кормы, Ной как малый Спаситель - провозвестник Великого Спасителя) к имитации в последних сценах задника общеизвестной картины Питера Брейгеля Старшего "Триумф Смерти". Кстати, сама ассоциация с этой картиной, попытка сопоставить сюжет и изображение - тоже отдельная интересная тема для размышления. (Следующая аллюзия ведёт к Begotten, к последней его части и запихиванию в трубки, по нарастающей плотности терминации. Есть что-то неуловимо общее по настроению, хотя конкретных деталей для сопоставления в данном случае мы назвать не берёмся). С-Пасение, по определению, собирание стада вокруг Пастыря, в том числе его инвентаризация - труп к трупу, ровными рядами над душами. Труп, как тело жизни, сумма и траектория жизни - некий транспарант, дающий этой суммой, своими проявленными качествами, название пред-существующей в вечности (по Оригену) непроявленной душе.
По ходу вспомним мелкий момент - Он спустился из канализации. Это чёткий намёк на положение земного мира в иерархии миров. Ниже канализации…
Да что там, насыщена любая мелочь. Вот, негр, начальник метро, выходит за куревом и слышит обращение: "Император Шлаух?" Отвечает спокойно - "Да." Представьте, как бы вы себя чувствовали, если бы к вам на улице обратились "Император <такой-то>?" Это момент абсолютной психологической достоверности через неправдоподобность. То, что негра такое обращение ничуть даже не удивило, есть толстый намёк, что здесь, прямо на наших глазах, прорвалась завеса, отделяющая желаемое от действительного и настоящее от ненастоящего. И всё, что мы видим, это верхушка айсберга, видим лишь оболочку Того, Кто прорывает эту завесу энергией Своего обращения, и реальность послушно прогибается. После такого уже не остаётся ничего ненастоящего, всё оно становится настоящим, телефонный справочник - книгой (списком) мёртвых, а манго - вудуистской державой судного дня.
А Пайтоны это просто КВН какой-то, по сравнению. Вот конкретно, возьмём их объёмную вещь с фасцинирующим названием "Смысл жизни". Посмеялись немного над тем и над этим, но ни одна интересная тема не затронута, не говоря уже о самом смысле жизни. Они подобны собственному персонажу-официанту, который всё зазывал и зазывал съёмочную группу куда-то на окраину, обещая поведать о смысле жизни, а потом оказался способен лишь на эмоции - самоутверждение, обида и т.п. Чистейшей воды по-мо, когда язык выговорил себя всего, и наступает немота языка. А тут - совсем иная картина.
Взять, хотя бы, премодерновую чёрточку - автор любит Лондон. Местечковый такой Лондон, не мегаполис. Все эти окна/камни - живые - "Катберт, даже столбы ограды..." Это созвучно и русской сакральности и романтическому "Бог в природе". С поправкой, что природа в городе - это уже отчасти и сам город. Отсюда же постоянное упоминание лишних по сюжету названий лондонских районов и мест, ничего не говорящих человеку постороннему, т.е. не имеющему общего с тем живым, что там чувствуется (напр. животные шли на ковчег по дороге Талгарт в Хаммерсмите.) Но и не будучи лондонцем, можно хотя бы понять, что за более общего плана тема за этим. Или сцена с голубями на площади. Это сцена прощания с Творением, без малейшей слащавости или искусственности. Он подставляет Свои руки голубям ("се воскрилие в руце моей ... нет в руке моей зла, ни коварства" 1Цар.), и смотрит на них безразлично-спокойным взглядом... А всякого рода слащавость и ажитация красиво оттеняюще даны фигурами беснующихся проповедников. Или последняя сцена встречи с МакНисом, трудно было сделать её впечатляющей и не сентиментальной одновременно, однако это удалось. В том числе и потому, что у автора не совсем ещё пропала ландшафтногенная провинциальность, не заменилась, как в по-мо, новым пережёвыванием всего многократно пережёванного и новым оттачиванием до пыли источенного.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Комментарии премодерируются