О некоторых аспектах христианства

Хесед слева и Гебура справа, а также суть христианства в целом.

Комментируемый текст: "Феноменология Иуды"

Прежде всего, в этом довольно унылом тексте автор обращает внимание на ряд очевидных вопросов догматического характера, в ответ на которые в кретинстве принято юлить и изворачиваться (текстологический анализ посыла в целом делает несопоставимым категоричность и радикальность первичного утверждения с теми нюансами и оговорками, которые кретины вынуждены сделать впоследствии). Аналогичная ситуация с (вроде бы) разрушением ада и (вроде бы) уничтожением смерти (одна из стандартных увёрток, что это злая воля /грехи/ людей позволяет им существовать).

В этом моменте автор мыслит линейностями: вот произошло событие №2 и отменило событие №1. Миф так не устроен, он зациклен по своей траектории, и обращает внимание то на событие №2, то на событие №1 с равной силой. Строго говоря, ничто ничего не отменяет, все события мифа существуют всегда. Кретинство не согласится с таким утверждением на догматическом уровне, но делает оно именно это, вопреки декларируемой линейности времени, и поэтому вынуждено лавировать. Только отдельные радикальные керигматики в меньшинстве, вроде Кураева, решают быть линейно последовательными (скажем, если ад разрушен, его больше нет, вопрос закрыт).

Далее, в этом тексте есть ряд тоже довольно очевидных спекуляций (например, о промыслительной, а значит - божественной и священной природе всякого зла), которые нам уже лень комментировать. Отвлечёмся и перейдём к совсем другой цитате:

Cмерть и жизнь - лишь представления нашего сознания. Ни жизни ни смерти нет, так как нет тела самого по себе, так как нет ни объекта, независящего от духа, ни эмпирического субъекта, предстоящего материи. Есть только игра развертывающегося духа, Селфа. Кто считает иначе, тот кретин. Смерти нет и нет ничего кроме ноэротически-ноэтического самосозерцания. Умирают только животные. Человек это другое имя для бессмертия. Наша смерть это внутренняя игра самого бессмертия с самим собой. Поэтому надо спокойно и с легко совестью уничтожать все вокруг нас, все имеющее корни в духе, неуничтожимо - развеять можно только иллюзию. Давайте развеем ее вместе. Умирать и убивать чтобы доказать всем и самим себе, что речь идет об иллюзии. Отличный фильм "Изо" Такеши Миике.

А. Д.

Как тут верно отмечено, кретин считает иначе. Этимология crétin (альп.) / créstin (альп.) < chrétien (фр.) / christian (ст. фр.) < christiānus (лат.) = христианин (напр. Robbins and Cotran - Pathologic basis of disease 8/E. Philadelphia, PA: Sauders Elsevier. 2004). Кому не интересны подробные объяснения про апроприацию названия медиками, зоб и отсутствие йода в горах, скопища деревень кретинов и пр., вот более канонический Фасмер: "Через нем. Kretin – то же (с 1800 г.; см: Шульц–Баслер 1, 404) из франц. crétin от лат. christiānus "христианин" (см. Гамильшег, ЕW 276 и сл.)".

Рассмотрим показательную цитату другого автора:

Есть еще несколько версий: от Крита (Κρήτη, Creta), где часто фиксировались случаи заболевания, от латинского creta (мел), или же если вспомнить про Альпы и зоб - от ретороманского слова "существо" (cretira). Христианин же считает не "иначе", а именно так, что смерть и ее жало - это иллюзия. А раз нет смерти, а есть только жизнь вечная, то собственно дихотомия смерть-жизнь бессмысленна.

М. М.

Как видим, кретин, в свойственной им манере, описанной в начале, и тут юлит и изворачивается.

>что смерть и ее жало - это иллюзия

Так считает буддист. В кретинстве же есть ряд авторитетных трактовок, возникших после казуса "уничтожения смерти" (в основном, это материал Предания). Все их перечислять нам лень. Одна из самых популярных, - что смерть это просто сон, - по сути является ноктюрнической эвфемизацией и девальвацией смерти. Занимаются ей люди, которые не в силах понять, что бесконечно малое не равно отсутствию (точнее, присутствию чего-то иного).

А вот с этой цитатой, мы, пожалуй, согласны:

"Изо" великий фильм. Сам Изо - тотальный диурн, не так ли?

Д. Т.

P.S. Вы никогда не задумывались, почему Янус именно с двумя лицами, а не с пол-лица одним и пол-лица другим?

Дополнение: Моя писательская жизнь началась довольно странно. Она началась, должно быть, в тот безконечно давнiй день в нашей деревенской усадьбе в Орловской губернiи, когда я, мальчик лет восьми, вдруг почувствовал горячее, беспокойное желанiе немедленно сочинить что-то вроде стихов или сказки, будучи внезапно поражен тем, на что случайно наткнулся в какой-то книжке с картинками: я увидал в ней картинку, изображавшую какiя-то дикiя горы, белый холст водопада и какого-то приземистаго, толстаго мужика, карлика с бабьим лицом, с раздутым горлом, т. е. с зобом, стоявшаго под водопадом с длинной палкой в руке, в небольшой шляпке, похожей на женскую, с торчащим сбоку птичьим лером, а под картинкой прочел подпись, поразившую меня своим последним словом, тогда еще, к счастью, неизвестным мне; "Встреча в горах с кретином". Кретин! Не будь этого необыкновеннаго слова, карлик с зобом, с бабьим лицом и в шляпке вроде женской показался бы мне, вероятно, только очень противным и больше ничего. Но кретин? В этом слове мне почудилось что-то страшное, загадочное, даже как будто волшебное! И вот охватило меня вдруг поэтическим волненiем. В тот день оно пропало даром, я не сочинил ни одной строчки, сколько ни старался сочинить. Но не был ли этот день все-таки каким-то началом моего писательства?