О форме говна, или "но есть орущие и орущие"

Сегоднящнее занятие мы посвятим размышлению над следующей риторической фигурой:

Есть евразийское говно, а есть атлантистское. И евразийское говно всегда лучше.

Интересна она прежде всего тем, что перед нами не только риторическая фигура. Обратим внимание, что акцент сделан на предпочтении выбора из двух концептов - "евразийское" и "атлантистское". В данной оптике совершенно намеренно обесценивается значимость третьего концепта - "говна", который предполагается возможным заменять на любой другой. Тактически это эффективный ход, поскольку оперирует противоположностями, хорошо мотивирующими простого цивилизованного человека, но в онтологическом аспекте мы видим чистый дуализм, без всякого сомнения апеллирующий к радикальности прорыва, но менее богатый смыслами per se, чем, скажем, эвфемистический холизм (с его слабой мотивацией, в отличии). Детальнее на онтологической стороне остановимся ниже, пока же заметим, что "евразийское" и "атлантистское" в подобных конструкциях есть сверхценные доминантные содержания, не привязанные жёстко ни к какой конкретной форме, поскольку существуют, или, точнее, могут быть обнаружены пристальным взглядом в любой форме.

Здесь стоит напомнить, что разделение на бессодержательную форму и некое висящее в вакууме содержание есть излюбленный приём вымороченной западной (атлантистской) философии. Если мы обратимся к древним грекам, то увидим, что существует только форма, про которую, стараясь говорить по-возможности корректно языком современности, можно добавить, что она же является, по совместительтству, и содержанием. Или же так: содержание есть лишь один из множества аспектов формы. Причём, аспект обязательный - не бывает формы без содержания, а ещё точнее - без набора только ей свойственных содержаний.

Вернёмся теперь к "говну". Это довольно сложная, часто пейоративная форма, включающая и всевозможные аллегорические истолкования. Форма, частными аспектами бытия которой являются, в нашем случае, концепты "евразийское" и "атлантистское" (если мы не станем отдавать приоритет субкатегориям в ущерб категориям). Зададимся вопросом: что же именно в человеческом существе провоцирует осуществить означенный выше перекос от доминации формы в её полноте к доминации её частичных содержаний, даже хуже того, доминации предпочтения меж ними? (Говоря о "полноте" мы не имеем в виду сведение дуальностей к так популярному на западе Единому, а, скорее уж, их сосуществование в модусе "нераздельно-неслиянно").

Онтологически это стремление к вертикали, к прорыву, к мужскому и радикализму, - так противоположности действуют на цивилизованного человека. При движении в этом направлении любое воплощённое становится не столь важно по сравнению со стремлением к преодолению. И, раз воплощённое не важно, говорить о континуальности, о продолжении, о жизни, а не о единичном окончательном прорыве, мы уже не можем. Такое разделение вплотную сближается с джемалевским героем, говорящим тотальное нет всему воплощённому, здесь в подаспекте тотального нет миру современности. Однако нет должно быть кратким (мужским прорывом). Затянувшееся нет это уже женский поведенческий модус, незаметно превращающий высказывание в да, сто первое последнее китайское предупреждение на фоне полного бессилия.

Есть и другой, важный для мотивации аспект. Покажем его на примере. Возьмём мета-форму под названием "текст на русском языке". В её рамках существует некоторое множество содержаний. Допустим, перед вами находится лишь только текст передовицы газеты "Правда", повторяющийся, с незначительными вариациями, 100500 раз. Пытаясь жить в контакте с этим проявлением формы, в очень скором времени вы почувствуете скуку и/или раздражение. Это признаки дефицита. Если не переносить само наше рассмотрение в другое место, внутри той же мета-формы "текст на русском языке" вы станете искать иные, отличающиеся от передовицы "Правды" содержания, чтобы покрыть ваш дефицит.

Точно таким же образом предпочтение "евразийского" "атлантистскому" по сути своей дефицитарно (недостаток евразийского). Оно указывает на ущербное, неполноценное бытие существа в контексте любой рассматриваемой формы (в полном соответствии с заявленной в самой оптике данного предпочтения иррелевантностью в отношении всех форм). Мало того, даже сам момент признания некой нехватки, чувство несовершенства, ущербности и неполноты с позиций архаико-магической реальности (действующей, преимущественно, через отождествление) есть их сгущение и усугубление, а вовсе не отправная точка к исправлению, как пыталась бы представить подобную операцию парадигма современности, ратуя в пользу дисциплинарного диспозитива (в духе 12-ти шагов Анонимных Алкоголиков).

Исходя из вышесказанного, приведённую в самом начале риторическую фигуру следует каждый раз, когда встретите её, сокращать до просто:

Есть говно.

В этом месте пора отметить, что сторонникам непременного разделения на две вышеупомянутые парадигмы уже следовало бы, по мере прочтения, осуществить ряд подмен. Например, в виде миграции "евразийское-атлантистское" в "свой-чужой" (туда же - якобы - "своих не сдаём", "своих не бьём") и далее вплоть до конкретных личностей. Осуществив это, они смогут себя поздравить с необходимостью выбора среди этих вот конкретных личностей, которые, в частности, могут оказаться внутри той же парадигмы. Даже учитывая случай, когда эти личности рассматриваются лишь как некие функциональные единицы, участь выбирать козлов отпущения внутри среды, определяемой одной и той же базовой парадигмой, крайне незавидна.

Наши же непростые взаимоотношения с формой "говно" заключаются в том, что без всякой дефицитарности в отношении неё и будучи уже давно ознакомленными с ней в достаточной полноте, мы самоустранялись и будем самоустраняться впредь из всех контекстов, где регулярно её воспроизводят, невзирая на наши приказы.