Лохотрон и Кафка

Во многих произведениях, "Процесс", "Замок", "Сельский врач" (в последнем наиболее конспективно и чётко), прослеживается главной линией такая последовательность: подарок как наживка, незамеченная хитрость, чтобы им воспользоваться к своей выгоде, изъятие как её последствие, следующая незамеченная хитрость, чтобы изъятие компенсировать, ещё большее изъятие-последствие, и так до финального краха.

...но то, что теперь мне пришлось к тому же пожертвовать Розой, этой красивой девушкой, долгие годы жившей, почти не обращая на себя моего внимания, в моём доме - эта жертва слишком велика, и я вынужден прибегать к хитростям...

В связи с этим, поворотный момент во "враче":

«Скотина,» - кричу я в ярости, - «захотел плётки?» - и в тот же миг понимаю, что это чужак; я не знаю, откуда он взялся, и он добровольно оказывает мне помощь, в то время как её больше неоткуда ждать. Как будто проникнув в мои мысли, он не обращает внимания на угрозу...

Воспользоваться к выгоде - это общее поведенческое место для еврея-ассимилянта (как Кафка), а в последствии и для индивидуума современности. Считать себя самым умным, в расчёте, что хитрость пройдёт незамеченной, - ровно то же самое общее место. Однако тут стоит приглядеться повнимательней. В обычном лохотроне считающему себя умным лоху противостоит человек более умный, героям же Кафки никакой более умный персонаж не противостоит. Хитрости героя действительно проходят незамеченными и никого не интересуют, потому что мастером лохотрона выступает сама судьба, то, что современный человек разучился опознавать, действуя, как и герои Кафки, всегда в узких рамках, всегда рационально по ситуации (даже если сеттинг ситуации иррационален, что является прямой подсказкой).

Я, побывавший повсюду, в комнатах всех больных, говорю тебе: твоя рана не так уж плоха. Нанесена под острым углом двумя ударами кирки. Многие подставляют свой бок, и даже едва слышат звук кирки в лесу, не говоря уже о том, чтобы кирка до них добралась.

Параллельно можно упомянуть рассказ По "Ангел необъяснимого", на ту же тему:

- Как я сюда попал, не тфвоя забота, - отвечала фигура, - А что я гофорю, так я гофорю то, что надо. А кто я такой, так я затем и пришел сюда, чтобы ты уфидел сфоими глазами.

Может показаться, что иррациональность сеттингов у Кафки служит обличением рациональности современного человека, однако ровно наоборот - иррациональность как понятие служит опорой и единственным оправданием рациональности, которая как бы отталкиваясь от большего зла постулирует себя меньшим. А когда и рациональность ни от чего спасти не может, то что же остаётся делать?

Христиански ангажированный читатель (коим является каждый читатель этой записи) мог бы сделать вывод, что судьба таким образом наказывает протагониста за хитрость, стремление к выгоде, гордыню, [добавить по вкусу], выступая как некая личность с воспитательными целями. Подход, подразумевающий раскаяние, исправление, бунт, попытку наладить коммуникацию с судьбой и всё такое прочее в компульсивно-конструктивном ключе, или неосуществимое или явно вредное. Оплачивается ли подобная игра в самовластность хотя бы самим фактом смерти? Стоит лишь убрать пресуппозицию свободы воли (несовместимую с понятием "судьба"), как окажется, что нет ни наказания, ни исправления, всё и так уже происходит, как ему надо. Мы приходим к тавтологии, что участь определяется предестинацией. Но тем, кто и так умеет, бывает порой интересно наблюдать и сравнивать различные участи на предмет того, как они устроены структурно, и трепыхание плоти на костях у героев Кафки даёт к этому занятный материал.

Умирая, Кафка объявил о своей воле, которая должна была быть неукоснительно выполнена: сжечь всё, что после него осталось. Сжечь вообще всё вокруг не хватило технических мощностей…